Неточные совпадения
Он
слышал, как его лошади жевали сено, потом как
хозяин со старшим малым собирался и уехал в ночное; потом
слышал, как солдат укладывался спать с другой стороны сарая с племянником, маленьким сыном
хозяина;
слышал, как мальчик тоненьким голоском сообщил дяде свое впечатление о собаках, которые казались мальчику страшными и огромными; потом как мальчик расспрашивал, кого будут ловить эти собаки, и как солдат хриплым и сонным голосом говорил ему, что завтра охотники пойдут в болото и будут палить из ружей, и как потом, чтоб отделаться от вопросов мальчика, он сказал: «Спи, Васька, спи, а то смотри», и скоро сам захрапел, и всё затихло; только слышно было ржание лошадей и каркание бекаса.
— Я
слышу очень интересный разговор, — прибавил он и подошел к другому концу стола, у которого сидел
хозяин с двумя помещиками.
Пробираюсь вдоль забора и вдруг
слышу голоса; один голос я тотчас узнал: это был повеса Азамат, сын нашего
хозяина; другой говорил реже и тише. «О чем они тут толкуют? — подумал я. — Уж не о моей ли лошадке?» Вот присел я у забора и стал прислушиваться, стараясь не пропустить ни одного слова. Иногда шум песен и говор голосов, вылетая из сакли, заглушали любопытный для меня разговор.
Кучер,
услышав, что нужно пропустить два поворота и поворотить на третий, сказал: «Потрафим, ваше благородие», — и Чичиков уехал, сопровождаемый долго поклонами и маханьями платка приподымавшихся на цыпочках
хозяев.
Слышал он только, что был пир, сильный, шумный пир: вся перебита вдребезги посуда; нигде не осталось вина ни капли, расхитили гости и слуги все дорогие кубки и сосуды, — и смутный стоит
хозяин дома, думая: «Лучше б и не было того пира».
— Есть, — пробормотала Соня. — Ах да, есть! — заторопилась она вдруг, как будто в этом был для нее весь исход, — сейчас у
хозяев часы пробили… и я сама
слышала… Есть.
К таким голосам из углов Самгин прислушивался все внимательней,
слышал их все более часто, но на сей раз мешал слушать
хозяин квартиры, — размешивая сахар в стакане очень крепкого чая, он пророчески громко и уверенно говорил...
Даже носатая ее сестра, озабоченно ухаживавшая за гостями, точно провинившаяся горничная, которой необходимо угодить
хозяевам, — даже эта девушка, незаметная, как Таня Куликова, привлекала внимание Клима своим бюстом, туго натянувшим ее ситцевую, пеструю кофточку. Клим
слышал, как писатель Катин кричал на нее...
Я хотел было что-то ответить, но не смог и побежал наверх. Он же все ждал на месте, и только лишь когда я добежал до квартиры, я
услышал, как отворилась и с шумом захлопнулась наружная дверь внизу. Мимо
хозяина, который опять зачем-то подвернулся, я проскользнул в мою комнату, задвинулся на защелку и, не зажигая свечки, бросился на мою кровать, лицом в подушку, и — плакал, плакал. В первый раз заплакал с самого Тушара! Рыданья рвались из меня с такою силою, и я был так счастлив… но что описывать!
Мы, один за одним, разошлись по своим комнатам, а гость пошел к
хозяевам, и мы еще долго
слышали, как он там хныкал, вздыхал и как раздавались около него смех и разговоры.
Когда они поднялись на вторую площадку лестницы, Половодов повернул к двери, которая вела в кабинет
хозяина. Из-за этой двери и неслись крики, как теперь явственно
слышал Привалов.
Хозяин, который давно уже с любопытством заглядывал в дверь,
слыша крик и чуя, что гости перессорились, тотчас явился в комнату.
Молодой
хозяин сначала стал следовать за мною со всевозможным вниманием и прилежностию; но как по счетам оказалось, что в последние два года число крестьян умножилось, число же дворовых птиц и домашнего скота нарочито уменьшилось, то Иван Петрович довольствовался сим первым сведением и далее меня не слушал, и в ту самую минуту, как я своими разысканиями и строгими допросами плута старосту в крайнее замешательство привел и к совершенному безмолвию принудил, с великою моею досадою
услышал я Ивана Петровича крепко храпящего на своем стуле.
Все неповрежденные с отвращением
услышали эту фразу. По счастию, остроумный статистик Андросов выручил кровожадного певца; он вскочил с своего стула, схватил десертный ножик и сказал: «Господа, извините меня, я вас оставлю на минуту; мне пришло в голову, что
хозяин моего дома, старик настройщик Диц — немец, я сбегаю его прирезать и сейчас возвращусь».
— На минутку? Вот этого-то не будет. Эй, хлопче! — закричал толстый
хозяин, и тот же самый мальчик в козацкой свитке выбежал из кухни. — Скажи Касьяну, чтобы ворота сейчас запер,
слышишь, запер крепче! А коней вот этого пана распряг бы сию минуту! Прошу в комнату; здесь такая жара, что у меня вся рубашка мокра.
Измученные непосильной работой и побоями, не видя вблизи себя товарищей по возрасту, не
слыша ласкового слова, они бежали в свои деревни, где иногда оставались, а если родители возвращали их
хозяину, то они зачастую бежали на Хитров, попадали в воровские шайки сверстников и через трущобы и тюрьмы нередко кончали каторгой.
— Да, малиновка такая… Зато большие птицы никогда не поют так хорошо, как маленькие. Малиновка старается, чтобы всем было приятно ее слушать. А аист — серьезная птица, стоит себе на одной ноге в гнезде, озирается кругом, точно сердитый
хозяин на работников, и громко ворчит, не заботясь о том, что голос у него хриплый и его могут
слышать посторонние.
Он видит перед собой своего хозяина-самодура, который ничего не делает, пьет, ест и прохлаждается в свое удовольствие, ни от кого ругательств не
слышит, а, напротив, сам всех ругает невозбранно, — и в этом гаденьком лице он видит идеал счастия и высоты, достижимых для человека.
В доме Груздева уже хозяйничали мастерица Таисья и смиренный заболотский инок Кирилл. По покойнице попеременно читали лучшие скитские головщицы: Капитолина с Анбаша и Аглаида из Заболотья. Из уважения к
хозяину заводское начальство делало вид, что ничего не видит и не
слышит, а то скитниц давно выпроводили бы. Исправник Иван Семеныч тоже махнул рукой: «Пусть их читают, ангел мой».
— Что, мол, пожар, что ли?» В окно так-то смотрим, а он глядел, глядел на нас, да разом как крикнет: «
Хозяин, говорит, Естифей Ефимыч потонули!» — «Как потонул? где?» — «К городничему, говорит, за реку чего-то пошли, сказали, что коли Федосья Ивановна, — это я-то, — придет, чтоб его в чуланчике подождали, а тут,
слышим, кричат на берегу: „Обломился, обломился, потонул!“ Побегли — ничего уж не видно, только дыра во льду и водой сравнялась, а приступить нельзя, весь лед иструх».
По уходе его Вихров опять очутился в совершенном одиночестве. Под влиянием всего того, что
слышал от Марьеновского, он уставил почти озлобленный взгляд на
хозяина, по-прежнему гордо стоявшего и разговаривавшего с двумя — тремя самыми важными его гостями.
Осип Иваныч зевнул и перекрестил рот. Разговор видимо истощился. Я уже встал с намерением проститься, но гостеприимный
хозяин и
слышать не хотел, чтоб я уехал, не отведав его хлеба-соли. Кстати, в эту самую минуту послышался стук подъезжающего к крыльцу экипажа.
— Иной раз говорит, говорит человек, а ты его не понимаешь, покуда не удастся ему сказать тебе какое-то простое слово, и одно оно вдруг все осветит! — вдумчиво рассказывала мать. — Так и этот больной. Я
слышала и сама знаю, как жмут рабочих на фабриках и везде. Но к этому сызмала привыкаешь, и не очень это задевает сердце. А он вдруг сказал такое обидное, такое дрянное. Господи! Неужели для того всю жизнь работе люди отдают, чтобы
хозяева насмешки позволяли себе? Это — без оправдания!
Кое-что он за границей видел, кое-чему научился из книг, кое-что
слышал от опытных сельских
хозяев.
Он был так мило любезен и так искренне рад, что со стороны,
слыша его солидный голос, кто-нибудь мог подумать, что говорит не кто иной, как радушный, хлебосольный
хозяин этого дома-дворца, построенного самим Растрелли в екатерининские времена.
Оказалось, что мы видели, но из
хозяев никто не видел и не
слышал.
Так как лукавый пристяжной конь видимо замедлил ход, чтобы лучше
слышать пение
хозяина, то ямщик опять резко вытянул его по заду, — а песня не прерывалась, будто в самом деле ее пел кто-то другой, в стороне.
Он сейчас же сконфузился, опустил голову и с минуту не смотрел на людей, ожидая отпора своему окрику. Но люди,
услышав голос
хозяина, покорно замолчали: раздавалось только чмоканье, чавканье, тяжёлые вздохи и тихий стук ложек о край чашки.
И ему было приятно
слышать сердитый голос, гудевший то в сенях и в кухне, то на дворе; слов нельзя было разобрать, а ясно, что Максим — ругался, это оправдывало
хозяина, укрепляя его решение, но плохо успокаивало человека.
Пируя с гостями, он любил хвастаться, что вот эту красотку в золотых рамах отнял он у такого-то господина, а это бюро с бронзой у такого-то, а эту серебряную стопку у такого-то, — и все эти такие-то господа нередко пировали тут же и притворялись, что не
слышат слов
хозяина, или скрепя сердце сами смеялись над собой.
— Имею честь представиться: Андрей Иваныч…
Слышали?.. Хе-хе… До некоторой степени ваш
хозяин, то есть я-то тут ни при чем, а все Агриппина, да. Так вот видите ли… гм… да… Я провожаю в Шувалово одну даму… да… моя дальняя родственница… да… Так вы того… В случае, зайдет разговор, ради бога не проболтайтесь Агриппине… Она такая нервная… Одним словом, вы понимаете мое положение.
Дальше я
услышал, как
хозяин что-то принялся рассказывать гостю, а тот одобрительно мычал.
Этот разговор я
слышал еще накануне, после ужина. Путина, в которую я попал, была случайная. Только один на всей Волге старый «
хозяин» Пантелей из-за Утки-Майны водил суда народом, по старинке.
За вечерним чаем я поблагодарил
хозяев и стал прощаться, но Яков Петрович и Жозефина Антоновна и
слышать об этом не хотели...
—
Слышишь,
хозяин? Будь свидетелем. Ну, тетка, глупа же ты!
— Чу! — сказал
хозяин. — Никак, еще проезжие!
Слышишь, жена, Жучка залаяла! ступай посвети.
— Нет, господа честные, прошу у меня не буянить, — сказал
хозяин. — А ты, добрый человек, никак, забыл, что хотел чем свет ехать?
Слышишь, вторые петухи поют?
— Скрутите его хорошенько! — закричал в окно Омляш. — А я сейчас переведаюсь с
хозяином. — Ну-ка, Архип Кудимович, — сказал он, входя в избу, — я все
слышал: посмотрим твоего досужества, как-то ты теперь отворожишься!
— Князь Димитрий!.. — сказал боярин Мансуров. — Пристало ли тебе,
хозяину дома!.. Побойся бога!.. Сограждане, — продолжал он, — вы
слышали предложение пана Гонсевского: пусть каждый из вас объявит свободно мысль свою. Боярин князь Черкасский! Тебе, яко старшему сановнику думы нижегородской, довлеет говорить первому; какой даешь ответ пану Гонсевскому?
Прежде всего, меня поразило то, что подле хозяйки дома сидела"Дама из Амстердама", необычайных размеров особа, которая днем дает представления в Пассаже, а по вечерам показывает себя в частных домах: возьмет чашку с чаем, поставит себе на грудь и, не проливши ни капли, выпьет. Грызунов отрекомендовал меня ей и шепнул мне на ухо, что она приглашена для"оживления общества". Затем, не успел я пожать руки гостеприимным
хозяевам, как вдруг…
слышу голос Ноздрева!!
— Эге!
слышишь ли, хлопче? — говорит дед с детски-лукавой улыбкой. — Я уже знаю: тронуло этак вот дуба, значит,
хозяин ночью пойдет, ломать будет… Да нет, не сломает! Дуб — дерево крепкое, не под силу даже
хозяину… вот как!
Совиное лицо приказчика изумлённо вытянулось, дрогнуло, и вдруг, размахнувшись правой рукой, он ударил Илью по голове. Мальчик упал со стоном и, заливаясь слезами, пополз по полу в угол лавки. Как сквозь сон, он
слышал звериный рёв
хозяина...
Стучали над головой Антипы топоры, трещали доски, падая на землю, гулкое эхо ударов понеслось по лесу, заметались вокруг кельи птицы, встревоженные шумом, задрожала листва на деревьях. Старец молился, как бы не видя и не
слыша ничего… Начали раскатывать венцы кельи, а
хозяин её всё стоял неподвижно на коленях. И лишь когда откатили в сторону последние брёвна и сам исправник, подойдя к старцу, взял его за волосы, Антипа, вскинув очи в небо, тихо сказал богу...
Подойдя к двери, я
услышал шум драки. Действительно, шло побоище. Как оказалось после, пятеро базарных торговцев и соборных певчих избивали пятерых актеров, и победа была на стороне первых. Прислуга и
хозяин сочувствовали актерам, но боялись подступиться к буйствующим. Особенно пугал их огромного роста косматый буян, оравший неистовым басом. Я увидел тот момент свалки, когда этот верзила схватил за горло прижатого к стене юношу, замахнулся над ним кулаком и орал: «Убью щенка!»
Иван. Какая уж зелень у нас! Один салат, да и тот больше как вроде кожи. Нешто у нас заведение настоящее? Тоже разве мало
слышим брани-то от приезжающих! А мы при чем тут, коли
хозяин без понятия.
Евсей
слышал хрип, глухие удары, понимал, что Раиса душит, тискает старика, а
хозяин бьёт ногами по дивану, — он не ощущал ни жалости, ни страха, но хотел, чтобы всё сделалось поскорее, и для этого закрыл ладонями глаза и уши.
…В дождливые ночи осени на крыше, под окном, рождались дробные звуки, мешая спать, будя в сердце тревогу. В одну из таких ночей он
услышал злой крик
хозяина...
С той поры Евсей стал внимательно прислушиваться к разговорам и всё, что
слышал, не медля, тихим голосом передавал
хозяину, глядя прямо в лицо ему.
Ему было приятно
слышать крик страха и боли, исходивший из груди весёлого, всеми любимого мальчика, и он попросил
хозяина...
Евсей вышел, сел на сундук, дверь он притворил неплотно, — хотелось
слышать, что будет говорить
хозяин.